Влияние, оказанное творчеством Дж. Р. Р. Толкина на культуру англоязычных стран, трудно переоценить. Цитатами из Толкина пользуются для иллюстрации своей мысли политики и ученые; заимствования у Толкина и аллюзии на него встречаются в литературных произведениях. Райнер Анвин, английский издатель, пишет в предисловии к одному из русских переводов "Властелина Колец": "Гениальность этой книги стала очевидна не сразу. Дело в том, что ее нельзя было подвести ни под одну из существующих категорий. Прежде всего, книга казалась читателям чересчур длинной, и многие из них, наравне с критиками, предпочли отмахнуться от нее, кто сердито, кто снисходительно отказывая ей в праве называться серьезной литературой. Но отношение это постепенно изменилось (не в последнюю очередь благодаря энтузиазму молодых, непредубежденных читателей) - сперва в англоязычном мире, а затем и в других странах, когда книга была переведена на основные языки. Ежегодно с трилогией знакомятся многие миллионы читателей, и ежегодно многие миллионы поддаются ее чарам. Эта книга рождает сильные чувства. По сю пору, однако, некоторым "Властелин" не по нраву, но большинство попадает в плен к рассказанной Толкином повести и возвращается к ней снова и снова, чтобы оживить в памяти эту книгу, ставшую для них учебником жизни"².

Толкин, по его собственному признанию, желал создать для Англии мифологию, которой она, по его мнению, была почти что лишена - в отличие от своих кельтских, романских, германских соседей. Все эти три перечисленные культуры в свое время господствовали на английской земле - здесь жили кельты-бритты, римляне и многочисленные германские племена, а после - романоязычные норманны; каждая оставила свой след в сознании и мировоззрении народа, нельзя недооценивать и многовековое влияние христианства на формирование народной мифологии. Однако, сравнивая мифологию англичан даже с мифологией ближайших их географических соседей (ирландцев, валлийцев) и ближайших родственников с точки зрения этнологии (таких, как немцы или скандинавы), Толкин неоднократно с печалью замечал, как она бедна и образами, и сюжетами. Мифология, которую создавал Толкин, стояла на трех "китах": мифо-эпических циклах народов Западной и Северной Европы (Эдде, "Калевале", отчасти - "Беовульфе" и др.), католической религиозной концепции и английской литературной традиции. В результате - успех.

В Великобритании "Властелин Колец" переиздается почти каждый год, существует и успешно функционирует "Британское Толкиновское Общество", проводятся различные фестивали и конференции.

Творчество Толкина завоевало внимание читателя во многих странах мира. В 1992 году в Турку (Финляндия) была проведена конференция, посвященная 100-летию со дня рождения Дж. Р. Р. Толкина. Издаются журналы-фэнзины, посвященные его творчеству, такие, как "Cirth de Gandalf" в Бельгии, "Mythlore "в Канаде, "Quettar" в Англии, "Vinyar Tengwar ","Parma Eldalamberon" в США.

Фэнтези, жанр литературного эпического мифа, основывается во многом на традиции, заложенной Толкином. Здесь почти всегда можно встретить эльфов (не насекомоподобных существ с крылышками, как у Андерсена, а древний бессмертный или очень долго живущий народ), нередко - гномов (dwarves - опять же, не карликов ростом с палец, а довольно могучих, хотя порой и ворчливых, мастеров и воинов). Наиболее ярким примером этого могут служить циклы "DragonLance" (в русском издании - "Сага о Копье") и "Forgotten Realms" ("Забытые королевства"), действие которых разворачивается в одном и том же мире, но описывается разными авторами (подобно многочисленным романам о Конане, принадлежащим перу уже не одного десятка писателей).

Но влияние Толкина на фэнтези не сводится к заимствованию у него элементов "антуража". Оно прослеживается, например, в романах Урсулы Ле Гуин (и здесь речь идет не только о тетралогии о Геде Перепелятнике, но и об "этнографической фантастике" - вплетающемся в сюжет таких ее произведений, как "Левая рука Тьмы" или "Мир Роканнона" описании культуры, традиций, даже языка вымышленных народов). Духовное влияние творческих концепций Толкина - его любви к чудесному, понимания того, что человек не может сам выстоять против мирового зла и должен для этого обратиться к высшей силе, то есть к Богу - заметно и в творчестве других писателей.

Сильное влияние Толкин оказал не только на литературу, но и на другие сферы искусств. Это и музыка (здесь в качестве примера можно привести творчество рок-группы "Blind Guardian", один из альбомов которой - "Nightfall in Middle-earth" ("Сумерки Средиземья") - полностью построен на сюжетах "Сильмариллиона"), и изобразительное искусство (многие известные зарубежные художники обращались и к иллюстрированию книг Толкина, и просто к картинам, навеянным его сюжетами, среди них можно назвать и супругов Гарленд из Англии, и американца Алана Ли).

Интересно, что сам Толкин был большим знатоком дела литературного перевода, особенно - перевода эпических и мифологических произведений. Представляется полезным для перевода Толкина знать, что он сам думал по переводческим вопросам, ведь если бы книги Толкина переводил на русский язык сам автор, он непременно бы последовал определенным принципам, которые сам же и сформулировал.

В своем предисловии к новому переводу "Беовульфа" на современный английский язык, сделанному Кларком Холлом, Толкин критиковал существовавший ранее перевод Босворта и Толлера. Западный исследователь творчества Толкина Т. Шиппи пишет в своей статье "Аллегория, картошка, фантазия и Благая Весть": "В известном смысле, "Предисловие" Толкина к переводу Кларка Холла - своего рода протест против безоглядного переложения древнего текста на гладкий современный язык; протест, сопряженный с призывом вслушаться в художественные образы, явленные не в фабуле, но в самой сути слов — таких слов, как fl schama, ban-hus, hre er-loca, ellor-si (не просто "тело", но "одеяние плоти", "обитель костей", "узилище сердца"; не просто "смерть", но "странствие куда-то еще"). Поэт, использовавший такие слова, считал Толкин, воспринимал мир иначе, чем мы. Он представлял себе, как под сводом небес на земле-острове (m'iddangeard), окруженной Безбрежными Морями (garsecg) и внешней тьмой, с непреклонной отвагой встречают доблестные мужи древности каждый из дней того краткого срока (I ne lif), что им отмерен, прежде чем пробьет час судьбы (metodsceaft), когда все канет навеки, leoht ond lif samod (свет и жизнь равно)"³.

В статье "Это не просто кольцо, а какой-то прибор!" ("Знание - сила", N 9, 1997) Н. Семенова справедливо указывает, что многие любители творчества Толкина считают, будто первый перевод "Властелина Колец" принадлежит А. Кистяковскому и В. Муравьеву. Однако это лишь первый опубликованный перевод. Впервые же "Властелин Колец" был явлен советским читателям в самиздате, получив, по словам Н. Семеновой, почетный статус запретной, опасной и вредной книги и оказавшись в одном ряду с "Мастером и Маргаритой" и "Часом Быка". В середине семидесятых годов несколько самиздатовских переводов начало осторожное хождение по рукам, находя все новых и новых приверженцев Толкина.

"Один из таких самиздатовских переводов, - пишет далее Н. Семенова, - был в конце концов напечатан, хотя и остался незамеченным, - это "Повесть о Кольце" 3. А. Бобырь. Опубликована она была только в 1990 году, переиздана в 1991-м, но собственно перевод сделан был гораздо раньше, в семидесятых: много лет он так и пролежал в столе в виде рукописи - и рукописи весьма любопытной по замыслу и исполнению".

Первоначальный перевод принадлежал переводчице научной фантастики Зинаиде Бобырь (она была в те годы весьма известна, в частности, переводами Рэя Бредбери и Станислава Лема). Перевод сокращенный (по сравнению с оригиналом приблизительно втрое), напоминающий скорее пересказ. Однажды рукопись 3. Бобырь случайно попалась на глаза московскому инженеру Семену Уманскому, человеку очень талантливому и разностороннему. Ему книга страшно понравилась. Он познакомился с 3. Бобырь и, узнав, что в текст не вошли многочисленные стихотворения, предложил перевести их. Попутно он дополнил те места перевода Бобырь, которые были у нее сокращены и целиком перевел "Хоббита" (в рукописи - "Туда и вновь обратно"), так что композиционно рукопись объединила в "тетралогию" два произведения: "Туда и вновь обратно" (The Hobbit) и "Повелителя Колец" (The Lord of the Rings) под общим названием "Повесть о Кольце".

Рукопись перепечатали (в трех или четырех экземплярах на печатной машинке) и переплели. Итак, перевод был сделан, но 3. Бобырь все же сильно сомневаясь, что рукопись примут к изданию. Она понимала, что следует иметь веское обоснование для того, чтобы напечатать произведение этого малоизвестного у нас английского автора. Содержание романа также могло вызвать нарекания. "Помимо обвинений в мистике (а в эту категорию могли попасть любые "волшебства"), - пишет Н. Семенова, - Предполагаемый Цензор, конечно же, мог спросить: а в какой, собственно, империи происходит действие? И не аллегория ли это? И если аллегория, то какая? Но о том, что следует говорить в ответ на подобные вопросы, изворотливый интеллигент семидесятых годов научился думать заранее, можно сказать, инстинктивно"⁴.

Действительно, попытки выдать "Властелина Колец" за аллегорию делались с самого момента выхода книги в печать (в 1954 году) и делаются по сей день. Известный шведский переводчик Аке Олмаркс, видимо, первым решил, что "Восток" в книгах Толкина имеет отношение к Советскому Союзу; более того, что демонический Саурон - аллегория Сталина (здесь в основу подобной трактовки легло то обстоятельство, что слова "Саурон" и "Сталин" оба начинаются на "С", а заканчиваются на "Н"). Сам Толкин в своих письмах отзывался об идеях Олмаркса резко отрицательно⁵. Тем не менее и по сей день подобное мнение довольно широко распространено (Н. Семенова отсылает читателя к публикации в "Независимой газете" от 30 января 1997 года, где противостояние Врага на востоке, и свободного мира на западе сравнивается с противостоянием "либерального Запада и тоталитарно- коммунистического Востока", а порядки, которые устанавливает в Шире захватчик-Саруман, прямо названы социалистическими. Неудивительно: всю выращенную на полях пищу отбирают "сборщики" и "раздельщики" для "справедливого распределения" (которого, конечно, не происходит); всюду развешаны запрещающие правила и предписания; все иноземные путешественники должны являться в дом ширрифов (местных блюстителей порядка) и объяснять, зачем пожаловали; инакомыслящие и правдолюбцы наказываются, для их выявления используют доносчиков. Все это слишком узнаваемо, чтобы Предполагаемый Цензор, как и автор цитируемой статьи, не смог сделать вывод: "Властелин Колец" - в том числе и "политический памфлет, где Толкин зашифровал противостояние коммунистической Тьмы Востока и свободного Запада и предрек неизбежное падение Мордора и его реального земного аналога - Советского Союза!"⁶. "Интересно, - пишет известный переводчик и исследователь творчества Толкина Наталья Прохорова, - что английские обозреватели "Властелина Колец" описанное Толкином положение дел в Шире после Войны Кольца трактовали совершенно иначе. Толкин пишет об этом в авторском Предисловии ко второму английскому изданию "Властелина Колец": "В моей книге нет ничего аллегорического, так же, как нет ничего злободневного, соотносимого с сегодняшним днем... Некоторые предположили, что в главе "Очищение Шира" я отразил положение дел в Англии, существующее в то время, когда я заканчивал книгу. Это не так. Я задумал написать эту главу с самого начала. В своем окончательном виде она отличается от того, что было задумано, - мне пришлось несколько изменить ее с учетом характера Сарумана. Но должен сказать, что никакого аллегорического значения и никаких политических намеков в ней нет"⁷.

По словам Н. Семеновой, "подобную книгу не пропустили бы в печать, и потому "Повесть о Кольце" несет на себе следы "идеологической чистки". Например, Бобырь вообще убрала описание сарумановых порядков, оставив две-три расплывчатые фразы. Можно предположить, что переводчица решила в какой-то момент представить эпопею Толкина как детскую сказку. Именно такое впечатление производит опубликованный (первоначальный) вариант из-за большой доли сокращений и упрощенного, а местами вольного пересказа сюжета. Но полный вариант (в соавторстве с С. Уманским) выглядел по советским меркам подозрительно и требовал иного подхода".

"В запасе у переводчицы, - пишет далее Н. Семенова, - была еще одна идея - подать книгу Толкина как научную фантастику". Для этого Бобырь придумала "интермедии", которые, впрочем, так и остались лишь в рукописи. В общих чертах замысел их был таков.

Рукопись "Повести о Кольце" открывалась двумя письмами, написанными от лица Толкина и от лица его друга. Толкин в письме ("к читателям") сообщал, что "получил рукопись и сопроводительную записку" от своего друга, который "работал в Институте проблемных исследований в Дербишире". Друг, в свою очередь, писал Толкину, что "в силу невероятных обстоятельств нам, пятерым, довелось участвовать в одном эксперименте, окончившемся для нас... плачевно. Мы оказались обладателями совершенно фантастической информации". Здесь "мы" - это Инженер, Физик, Химик, Кибернетик и Координатор, герои лемовского "Эдема".

Далее следует первая "интермедия". Инженер демонстрирует друзьям свою находку, которую "извлекли из скважины N 5" вместе с базальтовым керном, который предстояло испытать на плавкость. "Мы расплавили керн. И вдруг расплав забурлил, и мы увидели, что на поверхность что-то всплыло. Оказалось - вот это кольцо". Нетрудно догадаться, что это было то самое Кольцо Всевластия, так хорошо знакомое читателям "Властелина Колец".

Исследуя его свойства, герои помещают кольцо в электроэрозионный аппарат и воздействуют на него "искрой высокого напряжения". Внезапно "яркая вспышка заставила всех вскрикнуть (...)". Словно какое-то внутреннее озарение испытал при этом каждый участник эксперимента, "увидел и узнал сразу очень многое, оно было связано с кольцом". Повторяя эксперимент снова и снова, герои "вспоминают" историю кольца и записывают ее, "поправляя и дополняя друг друга". Попутно они приходят к выводу, что кольцо - "это не простое кольцо, а какой-то прибор", а именно "хранилище информации, которую оно отдает под воздействием искры", а также пытаются "объяснить с точки зрения современной науки" чудеса, магию и волшебство в "Повести о Кольце". Эти объяснения призваны были показать, что "у писателей- фантастов найдется гораздо больше необъяснимых мест, чем здесь" и что "Повесть о Кольце" может "по крайней мере приблизиться к научной фантастике, к которой мы все уже привыкли".

Н. Семенова приводит несколько цитат из "интермедий":

"...Нуменор или Вестернесс может быть вообще другой планетой. Пришельцы из-за Моря - инопланетные пришельцы...

...Понятны и заклинания, - добавил Кибернетик. - У нас тоже есть приборы, управляемые голосом. Механизм Врат Мориа - это нечто вроде реле...

...А огненный жезл Гандальфа - это разрядник, - добавил и Физик. - Искровой или коронного типа".

Однако в опубликованный вариант "Повести о Кольце" научно-фантастические "интермедии" не вошли.

По словам Н. Семеновой, книга Толкина в переводе З. Бобырь отличается особенностями, свойственными детской волшебной сказке, поскольку именно к этому жанру она решила отнести "Властелина Колец". Жанровой определенности переводчица добилась как стилистическими средствами - простотой и незамысловатостью изложения, так и своеобразной переводческой "редактурой" текста: согласно требованиям волшебной сказки, все герои повествования представлены схематично, а поведение их явно оценивается - причем либо однозначно хорошо, либо однозначно плохо. Ключевым же признаком "сказочности", по мнению Н. Семеновой, является сюжетное добавление, которое переводчица сделала к оригинальному тексту - история испепеляющего венца, которой у Толкина нет. Вкратце она такова: Серебряный Венец - одно из величайших сокровищ, привезенных Пришельцами из-за Моря, он дарует всеведение и великую мудрость, но пользоваться им может лишь некто, достаточно подготовленный к этому, поскольку любого другого Венец испепелит. Саурон, во владении которого находится Венец, еще не осмеливается его надеть, поскольку без Кольца его сил недостаточно для этого. Арагорн же, вернув себе Венец, использует его при коронации.

Изменение сюжета и переоценка относительной важности персонажей (у З. Бобырь получилось, что главный герой книги - Арагорн, а остальные - Фродо, Гандальф и другие - лишь его помощники) сделало из "Властелина Колец" волшебную сказку в фольклорном духе, где главный герой при помощи волшебного предмета или существа преодолевает препятствия, совершает удивительные подвиги и в конце концов получает награду: красавицу-жену, волшебное царство, богатство и т. п. Таким образом, происходит жанровое снижение эпоса, который создал Толкин, до сказки.

З. Бобырь считала - и полагала это одной из самых своеобразных черт мира Толкина - что этот мир "при общем высоком морально-этическом уровне [...] совершенно безрелигиозен. В нем нет никаких божеств - ни добрых, ни злых; даже Саурон, несомненно сатанинский по характеру и функции (недаром его имя напоминает о Змее), не всемогущ и не бессмертен. Нет ни молитв, ни каких бы то ни было культовых действий: обращаясь к Огнемраку на мосту Хаазад-дум в Мориа, Гандальф говорит с ним от своего имени, а не от имени какой-либо высшей силы. А обряд, выполняемый перед трапезой Фарамиром и его воинами, похож больше на акт учтивости, чем на культовый акт. Противники Саурона черпают силы для борьбы с ним в себе самих, а не в общении с каким-нибудь потусторонним миром... Нет здесь и таких элементов религии, как понятие о грехе и загробном воздаянии"⁸. Это мнение, разумеется, сказалось на ее переводе.

Действительно, из "Властелина Колец" трудно - хотя и не невозможно - понять, что в Средиземье действуют и существа, принадлежащие к высшей мифологии, божества и их противники, не говоря уже о Едином Боге - незримо присутствующем в повествовании творце. Однако с первых же страниц "Сильмариллиона" это становится совершенно очевидным. Эльберет и Оромэ, упоминающиеся на страницах "Властелина Колец", занимают свое законное место в пантеоне Валар - ангелов-божеств, поставленных Единым хранить мир и управлять им. Оттуда же становится ясно, кто такой на самом деле Саурон: не маг или чародей, но также ангел или низшее божество, в древние дни служивший полководцем и тюремщиком первопадшему Морготу, родичу и противнику Валар, а после его низвержения сам сделавшийся Темным Властелином.

Одним словом, то, что мы знаем как "Повесть о Кольце", есть более самостоятельное произведение, нежели перевод. В отечественной литературной практике известны такие произведения, как "Буратино, или Золотой ключик" Толстого или "Волшебник Изумрудного города" А. Волкова, в основу которых легли сказки иностранных писателей - "Пиннокио" и серия Ф. Баума о Стране Оз; подобным же образом можно назвать и "Повесть о Кольце", хотя и знакомящую читателя отчасти со Средиземьем Толкина, более отражающей воззрения Зинаиды Бобырь, чем автора "Властелина Колец".

Впервые Толкин на русском языке был издан в 1978 году ("Хоббит" в переводе Н. Рахмановой). Как уже было сказано выше, первый изданный перевод "Властелина Колец" на русский язык принадлежал перу Зинаиды Бобырь. Наиболее известные переводы его принадлежат Н. Григорьевой и В. Грушецкому (СПб., "Северо-Запад", 1991), В. Муравьеву (М., "Радуга", 1991) и В. А. Маториной (Хабаровск, "Амур", 1991). Существует также "академический" перевод В. Каррика и М. Каменкович (СПб., "Северо-Запад"), снабженный обширным лингвистическим и богословским комментарием.

"Сильмариллион" был впервые издан на русском языке в анонимном переводе, иногда приписываемом З. Бобырь (Люберцы, Производственно-издательский комбинат ВИНИТИ, 1992). В том же году издательство А. Власова выпустило другой перевод, также анонимный, в доступном виде он отсутствует и поэтому не будет рассматриваться в данной работе. Подписанные переводы принадлежат Н. Эстель (М., "Гиль-Эстель", 1992) и Н. Григорьевой и В. Грушецкому (СПб., "Северо-Запад", 1993).

Последний остается единственным "легальным" изданием "Сильмариллиона", так как разрешение держателей авторских прав Толкина - издательства HarperCollins и других - было дано только "Северо-Западу".

Среди других изданных на русском языке произведений Дж. Р. Р. Толкина - сборник "Приключения Тома Бомбадила и другие стихи из Алой Книги" (М., "ИнВектор", 1992, содержит сказки "Лист Никля", "Приключения фермера Джайлса" и "Кузнец из Большого Вуттона", а также сборник стихов и эссе "О волшебных сказках" в переводах И. Забелиной, Ю. Нагибина, Е. Гиппиус и С. Кошелева). Существуют и другие изданные переводы произведений Толкина.