– Ты говоришь так, – сказал Гвиндор, – чтобы снять вину с того, кого любишь. Зачем же он ходит за тобой, и сидит с тобой столько времени, и уходит радостный?
– И ему нужно утешение, – отвечала Финдуилас, – а он лишен всех родичей своих. У вас обоих свои тяготы. Что же мне, Финдуилас? Не достаточно ли того, что я изливаю душу свою перед тобой, нелюбимым, и ты еще говоришь, что я обманываю?
– Нет, нелегко женщине обмануться в таком деле, – сказал Гвиндор. – И немногие станут отрицать, что любимы, если это правда.
– Если из нас троих кто неверен, так это я; но не по своей воле. Но что же твой рок и твои речи об Ангбанде? Что смерть и гибель? Аданэдель могуч в сказании Мира, и доберется он еще до Моргота однажды в грядущем.
– Он горделив, – сказал Гвиндор.
– Но также и милосерден, – возразила Финдуилас. – Он еще не пробудился, но жалость может войти в его сердце, и он никогда не отринет ее. Может быть, только жалость и станет дверями к его душе. Но не жалеет он меня. Мне страшно за него, словно я и королева, и мать ему!