Почти все его слова были только об этом. «Последнее из Семи», – повторял он тысячи раз. Но эти вещи могли попасть к нему по-разному. Он мог быть гонцом-посыльным, перехваченным по пути, и даже попросту вором, у которого перехватил добычу более могучий вор. Карту и ключ гном отдал мне. «Моему сыну», – сказал он и умер; а вскоре и я ушел оттуда. Эти вещи я оставил себе и по какому-то наитию никогда не расставался с ними, но скоро почти совершенно забыл о них. В Дол-Гулдуре у меня были дела пострашнее и поважнее, чем все сокровища Эребора.
Теперь я вспомнил все это, и мне стало ясно, что я слышал последние слова Трaина Второго[253], хотя он и не называл ни себя, ни имени своего сына; а Торин, разумеется, не знал, что сталось с его отцом, и не разу не проговорился о «последнем из Семи». Ко мне попали карта и ключ от тайного хода, через который, по рассказу Торина, бежали из Горы Трoр и Трaин. И я носил карту и ключ с собой, хотя и без всякой мысли, ровно до того времени, когда они понадобились больше всего.