Поутру Белег, быстро, как все эльфы в старину, оправившись от своих ран поговорил с Тyрином наедине.
– Большей радости ожидал я в ответ на мои вести, – сказал он. – Конечно же, ты вернешься в Дориат?
И он, как только мог, упрашивал Тyрина сделать это; но чем больше просил и настаивал он, тем больше противился Тyрин. Однако, он расспросил Белега подробно о суде Тингола. Тогда Белег рассказал ему все, что знал, и после этого Тyрин сказал:
– Так Маблунг оказался другом мне, каким я считал его когда-то?
– Скорее, истине другом, – ответил Белег, – а это было лучше. Но почему, Тyрин, ты не рассказал ему о том, как Саэрос напал на тебя? Все могло бы выйти иначе. И ты, – добавил Белег, оглядев людей, лежавших возле входа в пещеру, – мог бы высоко носить свой шлем и не пасть до такого.
– Может, и так, если ты зовешь это падением, – ответил Тyрин. – Может быть. Но вышло так, как вышло; и слова застряли в горле моем. Маблунг, по глазам судя, не верил мне в том, что я сделал, хоть он и не задал мне ни одного вопроса. Гордым было мое человеческое сердце, сказал эльфийский король? Таким оно и осталось, Белег Кyталион. Оно не перенесет боли возвращения в Менегрот и не вынесет жалостливых и снисходительных взглядов, словно я исправившийся мальчишка-баловник. Прощать я должен, а не просить прощения. И не мальчик я уже, а муж по роду моему; и черств душою по судьбе моей.