Морвен отвечала:
– Не знаю я. Может статься, что он погиб или уведен в плен; или, опять же, может статься, что он зашел далеко и не может пока вернуться через земли, что заняты врагом, окружившим нас.
– Тогда я буду думать, что он погиб, – сказал Тyрин, не обронив перед матерью слезы. – Ведь никто не мог бы помешать ему придти и помочь нам, если бы он был жив.
– Думается мне, что и то, и другое – неправда, – сказала Морвен.
Шло время, и сердце Морвен омрачал страх за сына своего Тyрина, наследника Дор-Лoмина и Ладроса; ибо она не видела ему участи большей, чем стать рабом истерлингов с юных лет. И она вспомнила свой разговор с Хyрином, и мысль ее вновь обратилась к Дориату; решилась она, наконец, тайно отослать туда Тyрина, если удастся, и молить Короля Тингола принять его. Села она и стала думать, как сделать это, и вдруг услышала голос Хyрина, говорящий: «Уходи скорей! Не жди меня!» Но близилось рождение ее ребенка, а дорога была тяжела и опасна; и чем дальше по этой дороге, тем меньше надежды на спасение. Сердце же все обманывало ее невольной надеждой; в глубине души предчувствовала она, что Хyрин жив, и в бессонные ночные часы все прислушивалась, не раздадутся ли его шаги, а порою во дворе слышалось ей ржание Арроха {Arroch}, коня Хyрина. Кроме того, хотя и желала она, чтобы сын ее был взращен в чужих чертогах, как было то в обычае того времени, не настолько еще смирила она свою гордость, чтобы просить кого-то о милости, даже короля. Потому она отвергла совет голоса Хyрина или же памяти его голоса, и так была сплетена первая прядь судьбы Тyрина.